Сценарием называется пьеса, которую нельзя поставить в театре и очень трудно в кинематографе.
В ней не должно быть разговоров, чем сценарий сильно приближается по своему стилю к счетам от электрических обществ с напоминанием о неуплате.
Весь он должен состоять из ремарок, преимущественно рассчитанных на исполнение руками, ногами и туловищем. Писать, например, что артист думает о покойной няне, нельзя, потому что этого на экране не будет видно даже при изумительной технике дела. Руками же такие вещи показать удаётся не всем; попытки к этому могут быть дурно истолкованы зрителями.
Вся пьеса делится на метры; никакие другие деления – на меры сыпучих тел, на литры и другие измерения – недопустимы.
Герой должен любить на определённое количество метров, на такое же количество изменить и на остаток оканчивать грешную жизнь.
Если волей автора герой должен беспокоить живых персонажей, появляясь в виде приведения, щедрая фирма беспрекословно отпускает ещё два-три подержанных метра, о чём автор сценария может и не беспокоиться.
Кинематографические пьесы ставятся прямо на воздухе, так что о рассылке билетов театральным рецензентам никому не приходится думать. Близорукий критик может въехать прямо на сцену на извозчике, а об этом не будет составлено никакого протокола о нарушении, чего нельзя сказать даже о лучших театрах.
На самой съёмке автору фильма лучше лично не присутствовать, а послать туда кого-нибудь из знакомых; человека с крепкими нервами и совершенно незнакомого с замыслами автора. Для быстроты работы все сцены, в которых фигурирует, например, кабинет героя, снимаются сразу, без заботы об их последовательности, что может неблагоприятно повлиять на не посвященного в технику съёмки автора.
В течение двух-трёх минут герой фильма знакомится у себя в кабинете с неизвестной посетительницей. Не успев проводить её до двери, убивает родного дядю, которого вовремя успел вытолкнуть режиссёр. И, когда прах старика начинает надевать пальто на три аршина левее, хватает револьвер и тут же стреляется сам.
После этого вся труппа едет на другое место, куда-нибудь в деревушку, и, не обращая внимания на автора, занимается своим делом.
Мёртвый герой знакомится с молодой девушкой у озера, в которое она бросается сейчас же после знакомства, пока герой ещё не успевает переменить серого костюма на белый.
Пока сохнет платье несчастной жертвы, утопленница вместе с застрелившимся сидят уже около опушки и объясняются на четыре метра друг другу в любви.
На это же место вваливаются другие люди в совершенно непонятных костюмах другой эпохи и устраивают боевой привал. Вскоре к ним присоединяется и герой, тоже в странном костюме, и заводит ссору, оканчивающуюся дракой на рапирах.
– У меня этого нет! – возмущается автор.
– И не надо, – охотно соглашается режиссёр, – у вас современное всё...
– А почему же тогда он на рапирах дерётся?
Тогда за своего героя вступается автор другого фильма.
– Это из моего, извините. Я вмешиваться не позволю!
Герой решительно затягивает узел неприятного спора и, быстро сбросив средневековый костюм, надевает новую визитку и ловит какую-то артистку между деревьями под строгие указания режиссёра.
– У меня этого нет, – обиженно заявляет первый автор.
– И у меня тоже, – подтверждает второй.
Режиссер злорадно раскрывает какую-то потрёпанную рукопись и, с торжеством тыкая пальцем в строчки, произносит:
– А это что, я сам выдал: любит её и целует?.. Пожалуйста, читайте... Самое весёлое место!
Иногда при единовременной постановке четырёх фильмов, конечно, получается путаница, и артисты весьма охотно влезают в чужую пьесу. Героя мелодрамы обливают холодной водой и мажут вареньем, а весёлого пшюта*, привыкшего рвать брюки о гвозди и прятаться под кроватью, ставят под дуло револьвера и заставляют клясться именем своих малюток.
----------
* Пшют - глуповатый франт, заносчивый с кем можно; пошляк, фат, хлыщ.
----------
Авторы садятся где-нибудь в стороне на срубленное дерево и тихонько плачут. На них никто не обращается внимания, и только во время массовых сцен им суют в руки по большому топору и сгоняют вместе со всеми к какой-нибудь избе, около которой четыре фунта бенгальского порошка выступают в амплуа деревенского пожара. Никакое восстановление своих авторских прав во время общей суматохи почте невозможно.
Никаких суждений о постановке своего фильма автору высказывать не предлагается. Это право предоставлено ему исключительно по отношению к другим фильмам.
Поэтому на закрытых сеансах кинематографические авторы рассаживаются в разных концах зала и высказывают свои взгляды на картины с таким шумом и в таких ярких и красочных формах, что картину прерывают в неурочных местах, зажигают свет, а авторов выводят из зала...